25 марта в России отмечается День работников культуры. В честь праздника мы присоединяемся к акции «История одного экспоната», в рамках которой расскажем о трех экспонатах Дома Толстого, тесно связанных с семейной историей.
Диван
В какой бы комнате дома ни располагался кабинет писателя, туда неизменно переносили диван, принадлежавший его отцу Николаю Ильичу Толстому. На этом диване родились сам Лев Николаевич, его братья и сестра, 11 из 13 его собственных детей и две внучки – Таня и Соня.
Писатель детально воспроизводит семейную традицию в романе «Война и мир» при описании родов княгини Лизы Болконской: «Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что-то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего-то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что-то торжественное и тихое».
Изначально диван был обит зеленым сафьяном, натянутым гвоздиками с золочеными шляпками. Но еще при жизни писателя, когда обивка пришла в негодность, его обтянули дерматином – популярным на тот момент материалом. На диване лежат три подушки: большая клеенчатая, на которой обычно отдыхал Лев Николаевич; суконная с аппликацией – работы его дочери Марии; кожаная – подарок к 80-летнему юбилею от Новоторжского Земства «в знак величайшего почитания».
Во время фашистской оккупации Ясной Поляны в 1941 году диван был одним из немногих предметов, оставшихся в доме писателя. Из-за размеров его не смогли эвакуировать в Томск, как другие экспонаты. На диване осталась отметина военного времени – порез, сделанный немецким солдатом перед уходом из усадьбы.
Подушка
В спальне Льва Толстого на его кровати лежит маленькая красная подушечка, на которой внизу черной шерстью вышито: «Одна из 700 Ш-х дур» (Шамординских дур). Это подарок сестры Толстого Марии Николаевны (1830–1912), которая была одной из 700 монахинь Шамординского женского монастыря.
Лев Николаевич горячо любил свою младшую сестру Машу. С возрастом чувство дружбы, которое их всегда связывало, переросло в глубокую нежность и уважение.
С 1889 года Марья Николаевна жила в Шамординском монастыре, а в 1891 году постриглась в монахини. Толстой не сразу одобрил выбор сестры, первые годы ее жизни в монастыре горячо спорил с ней.
История появления этой подушки связана с одним из таких споров, произошедшим во время визита Льва Николаевича к своей сестре в Шамординский монастырь.
Илья Львович Толстой вспоминал: «Отец возмутился тем, что монахини не живут своим умом, и полушутя сказал: «Стало быть, вас тут шестьсот дур, которые все живут чужим умом». Тетя Маша запомнила эти слова Льва Николаевича и в следующий свой приезд в Ясную подарила ему вышитую по канве подушечку «от одной из шестисот шамардинских дур». [здесь – неточность воспоминания]
Дочь Марии Николаевны Елена Оболенская вспоминала, что Лев Николаевич в ответ на этот подарок «сам на себя неодобрительно покачал головой» и признал, что со словами надо быть осторожнее. «Спасибо тебе, Машенька, за подушку, а еще больше за урок», – поблагодарил он сестру.
Помимо надписи на подушке Мария Николаевна обозначила главные православные символы: крест, Вифлеемскую звезду, потир, ключи от Царства Небесного и другие, как символический ответ брату о смысле жизни. Лев Николаевич очень дорожил этим подарком и всегда клал подушку около себя.
Уходя из Ясной Поляны 28 октября 1910 года, он оставил подушку в доме, но отправился, в первую очередь, именно к сестре. «Он не мог не приехать к тете Маше, которая одна только была в состоянии понять то, что он переживал, и могла вместе с ним поплакать и хоть немного его успокоить», – вспоминал Илья Львович Толстой.
Больничное кресло
Больничное кресло на колесах со столиком и подставкой для ног находится на лестничной площадке Дома Л. Н. Толстого. В марте 1902 года для Льва Николаевича, выздоравливавшего после воспаления легких, его выписал доктор И. Н. Альтшуллер. Вначале кресло было привезено в Крым, где писатель тогда находился. В нем Толстой мог проводить большую часть дня, в том числе и вне своей комнаты. На снимках, сделанных весной 1902 года в Гаспре, его можно увидеть сидящим в этом больничном кресле. «Ему прислали катающееся клиническое кресло, и вот уже три дня, как он на нем сидит, лежит, и это развлекает его и радует. Теперь мы подвозим его к окну, и он любуется морем и горами», – писала Мария Львовна Толстая другу и биографу отца Павлу Бирюкову.
В Ясной Поляне писатель пользовался креслом во время болезни и плохого самочувствия, пересаживаясь в него из постели. Так он мог свободно передвигаться по второму этажу, где находились его кабинет, спальня и столовая. Свой 80-летний юбилей в августе 1908 года Толстой встретил, проходя лечение от воспаления ножных вен – на фотографиях этого времени мы видим его сидящим в больничном кресле. «Утром Л. Н. оделся и перешел без поддержки с кровати на кресло и поехал в залу, где с Гусевым занимался выбиранием мыслей из «Свода» в «Круг чтения» (Д. П. Маковицкий. Яснополянские записки. 27 августа 1908 года).
Диван
В какой бы комнате дома ни располагался кабинет писателя, туда неизменно переносили диван, принадлежавший его отцу Николаю Ильичу Толстому. На этом диване родились сам Лев Николаевич, его братья и сестра, 11 из 13 его собственных детей и две внучки – Таня и Соня.
Писатель детально воспроизводит семейную традицию в романе «Война и мир» при описании родов княгини Лизы Болконской: «Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что-то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего-то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что-то торжественное и тихое».
Изначально диван был обит зеленым сафьяном, натянутым гвоздиками с золочеными шляпками. Но еще при жизни писателя, когда обивка пришла в негодность, его обтянули дерматином – популярным на тот момент материалом. На диване лежат три подушки: большая клеенчатая, на которой обычно отдыхал Лев Николаевич; суконная с аппликацией – работы его дочери Марии; кожаная – подарок к 80-летнему юбилею от Новоторжского Земства «в знак величайшего почитания».
Во время фашистской оккупации Ясной Поляны в 1941 году диван был одним из немногих предметов, оставшихся в доме писателя. Из-за размеров его не смогли эвакуировать в Томск, как другие экспонаты. На диване осталась отметина военного времени – порез, сделанный немецким солдатом перед уходом из усадьбы.
Подушка
В спальне Льва Толстого на его кровати лежит маленькая красная подушечка, на которой внизу черной шерстью вышито: «Одна из 700 Ш-х дур» (Шамординских дур). Это подарок сестры Толстого Марии Николаевны (1830–1912), которая была одной из 700 монахинь Шамординского женского монастыря.
Лев Николаевич горячо любил свою младшую сестру Машу. С возрастом чувство дружбы, которое их всегда связывало, переросло в глубокую нежность и уважение.
С 1889 года Марья Николаевна жила в Шамординском монастыре, а в 1891 году постриглась в монахини. Толстой не сразу одобрил выбор сестры, первые годы ее жизни в монастыре горячо спорил с ней.
История появления этой подушки связана с одним из таких споров, произошедшим во время визита Льва Николаевича к своей сестре в Шамординский монастырь.
Илья Львович Толстой вспоминал: «Отец возмутился тем, что монахини не живут своим умом, и полушутя сказал: «Стало быть, вас тут шестьсот дур, которые все живут чужим умом». Тетя Маша запомнила эти слова Льва Николаевича и в следующий свой приезд в Ясную подарила ему вышитую по канве подушечку «от одной из шестисот шамардинских дур». [здесь – неточность воспоминания]
Дочь Марии Николаевны Елена Оболенская вспоминала, что Лев Николаевич в ответ на этот подарок «сам на себя неодобрительно покачал головой» и признал, что со словами надо быть осторожнее. «Спасибо тебе, Машенька, за подушку, а еще больше за урок», – поблагодарил он сестру.
Помимо надписи на подушке Мария Николаевна обозначила главные православные символы: крест, Вифлеемскую звезду, потир, ключи от Царства Небесного и другие, как символический ответ брату о смысле жизни. Лев Николаевич очень дорожил этим подарком и всегда клал подушку около себя.
Уходя из Ясной Поляны 28 октября 1910 года, он оставил подушку в доме, но отправился, в первую очередь, именно к сестре. «Он не мог не приехать к тете Маше, которая одна только была в состоянии понять то, что он переживал, и могла вместе с ним поплакать и хоть немного его успокоить», – вспоминал Илья Львович Толстой.
Больничное кресло
Больничное кресло на колесах со столиком и подставкой для ног находится на лестничной площадке Дома Л. Н. Толстого. В марте 1902 года для Льва Николаевича, выздоравливавшего после воспаления легких, его выписал доктор И. Н. Альтшуллер. Вначале кресло было привезено в Крым, где писатель тогда находился. В нем Толстой мог проводить большую часть дня, в том числе и вне своей комнаты. На снимках, сделанных весной 1902 года в Гаспре, его можно увидеть сидящим в этом больничном кресле. «Ему прислали катающееся клиническое кресло, и вот уже три дня, как он на нем сидит, лежит, и это развлекает его и радует. Теперь мы подвозим его к окну, и он любуется морем и горами», – писала Мария Львовна Толстая другу и биографу отца Павлу Бирюкову.
В Ясной Поляне писатель пользовался креслом во время болезни и плохого самочувствия, пересаживаясь в него из постели. Так он мог свободно передвигаться по второму этажу, где находились его кабинет, спальня и столовая. Свой 80-летний юбилей в августе 1908 года Толстой встретил, проходя лечение от воспаления ножных вен – на фотографиях этого времени мы видим его сидящим в больничном кресле. «Утром Л. Н. оделся и перешел без поддержки с кровати на кресло и поехал в залу, где с Гусевым занимался выбиранием мыслей из «Свода» в «Круг чтения» (Д. П. Маковицкий. Яснополянские записки. 27 августа 1908 года).